После войны в Британии велосипед был роскошью. Старые кадры показывают бедность, сопоставимую с советской. Зато народоправство тут было не советское, а подлинное. Все хотели монархического социализма. В 1945 году, на гребне всеобщего ликования, лидер лейбористов Клемент-Ричард Аттли (не Эттли) смахнул Уинстона Черчилля, как пушинку; отряхнул его прах со своих ног и возглавил повальную национализацию. Уголь, сталь, железные дороги, авиация, телеграф и Английский банк — всё разом стало «достоянием народа». Война заставила всех подтянуть животы — и почувствовать себя братьями и сестрами. Возникло «государство всеобщего благосостояния» (ГВБ). С помощью США (план Маршалла, 1948) страна стала выкарабкиваться из нищеты. ГВБ начало строить дешевые домики для бедных, которые служат до сих пор (в одном из них я живу уже почти двадцать лет). Должности в учреждениях рассматривались как пожизненные (потом статистика показала: средний чиновник работал сорок два года на одном месте и умирал через 15 месяцев после выхода на пенсию; для сравнения: сейчас трехмесячный контракт во многих местах считается удачей).
К слову, о войне. Лондон был прифронтовым городом четыре года. Он подвергся бóльшим разрушениям, чем Ленинград, и народу от бомб и снарядов погибло тут больше. «Второй фронт», при честном счете, оказывается на поверку пятым. Вторым был советский, третьим — африканский (1942), четвертым — итальянский (1943; там высадилось втрое больше войск, чем в Нормандии), а первым в течение четырех лет оставался британский фронт, воздушный (над столицей) и морской (на морях и океанах). Если бы в 1940 году британцы не победили нацистов в воздушных боях над Ламаншем (эта была вообще самая первая победа над нацистами), в октябре 1940 года нацисты были бы в Лондоне, в августе 1941-го — в Москве.
Одну вещь правительству Аттли не пришлось национализировать. Монополия была готовенькая: Би-Би-Си (не Би-би-си; с таким же успехом можно писать: Кпсс). На телевидении монополия продержалась до 1954 года, на радио — до 1972 года.
Это было написано черным по белому в справочнике Международная пресса: «Вещательная корпорация Великобритании. Государственная корпорация. Основана в 1927 году. Президент — г-н Ройял Чартер...»
Таков был уровень российской свободной печати при ее начале. В этом сообщении только дата верна. Г-н Ройял Чартер, конечно, не человек, а королевская привилегия (хартия) на право открыть и содержать корпорацию. Корпорация, по прямому смыслу слова, не может быть государственной (разве что в государстве, где говорят одно, а подразумевают другое). Слова «корпорация Великобритании» подводят к тому же вздору: что корпорация — представительство Великобритании, в то время как она — одна из многих тысяч британских корпораций. Слово вещательная — плевок в сторону русского языка и вещего Олега. Вещать может любой, но пророк Исайя или Христос вещают узко, в своем кругу, а Юрий Левитан («от советского Информбюро») вещает широко, на радиоволнах.
Би-Би-Си не представляет государства, не выражает мнений правительства. Нет у нее и своего мнения. Диктор телевизионных новостей может улыбнуться, рассказывая о дне рождения медвежонка в зоопарке, но если он осудит одну из сторон, сообщая о перевороте в Парадоре, его карьере — конец. Хартия предписывает корпорации беспристрастие, запрещает передавать рекламу и субсидированные программы, а вознаграждает ее правом облагать владельцев телевизоров (то есть всех британцев) лицензионным сбором. Сбор отслеживает среднюю инфляцию; в 1989 году он составлял около 80 фунтов, в 2008 году — 140 фунтов. Идеология исчерпывается тем, что корпорация служит свободе и демократии.
Анатолий Максимович Гольдберг (1910-1982), сейчас забытый, сделал для сталинской России примерно то, что Герцен — для России николаевской (с поправкой на масштаб личности). В большевистском Кремле и коммунальных трущобах люди совершенно одинаково обомлели, услышав в эфире живое русское слово, не прошедшее цензуры, согретое человеческим теплом. Чудо произошло в марте 1946 года. Гольдберга слушала вся страна. Его влияние было колоссально. Сквозь глушилки (удесятерявшие значение услышанного), сквозь клевету, ложь и ненависть большевистского Кремля — в забитую и задавленную страну проникала неперекошенная информация. Кремлю чудилось, что на него прёт весь «мировой империализм», а не частное лицо с его задумчивым «На мой взгляд... Знаю, что не все со мною согласятся...». Самый этот страх подрывал у людей доверие к большевизму.
Именно с Гольдберга началось диссидентство: движение советских людей против советского режима. (Ахматовой не требовалось Би-Би-Си; она ни на минуту не была советской.) Мысль самых отважных — Солженицына, Буковского — в пеленках прошла школу Гольдберга. Почему эти борцы так скоро отвернулись от него? В первый же свой приезд в Лондон Солженицын рекомендовал совету корпорации уволить Гольдберга как умеренного (чем, конечно, только усилил его позицию; в точности как советская власть, Солженицын думал, что Би-Би-Си борется с СССР, а этого-то корпорация и не могла допустить по своему уставу). Верно, Гольдберг никогда не жил под большевиками и многого не понимал. Он был социалистом, верил в социализм с человеческим лицом — и в Россию. Он не был мыслителем, руководствовался только совестью, хотел вернуть к жизни одураченную страну. Будь он прямым антисоветчиком, в 1940-50-е никто бы не стал его слушать, начиная с Солженицына.
Англоязычное Би-Би-Си десятилетиями задавало стандарт всему миру, однако закон Паркинсона не знает исключений. Корпорация разрасталась и богатела, живое и подлинное из нее уходило, она всё больше становилась «вечной империей, поглощенной собою и не нуждающейся в контактах с миром». В конце 1980-х, при Маргарет Татчер (не Тэтчер; мы тут не американцы), консерваторы поняли беду и хотели разделить Би-Би-Си на шесть равноправных корпораций, но Левиафан огрызнулся и уцелел.
В ноябре 2002 года Владимир Буковский возглавил движение под выразительным названием: Остановить предвзятость Би-Би-Си. Предвзятость?! Да. «Каждое государство скатывается в свою противоположность» (Макиавелли). Слава Би-Би-Си завоевана ею, когда это была маленькая бедная компания, единственная в своем роде. Сейчас — лицензионный сбор стал средневековым анахронизмом, подушным налогом. Большинство вообще не смотрит и не слушает Би-Би-Си (качество коммерческих компаний выше). Вот уж, поистине, пустынные волны. Как ни включишь, то овощи в сковородку крошат (учат нас готовить), то конкурс на сообразительность показывают. Ни тени мысли. Всё — на потребу обывателю.
Не появиться предвзятость не могла. «Сколько людей работает на Би-Би-Си? — Половина». В этой шутке — лишь доля шутки. Пятая часть штата пирамиды — восемь тысяч из сорока — в той или иной степени начальство. Чем выше должность, тем больше зарплата, тем меньше работы. Десятки раз было сказано в британских СМИ: верхушка Би-Би-Си — та же советская номенклатура, fat cats (зажравшиеся коты). Но сытое брюхо к совести глухо.
Буковский не был ни первым, ни единственным. Возмущение не прекращается; подушный налог — тоже. На волнах Би-Би-Си террористов нельзя назвать террористами; левый перекос бросается в глаза; демагоги не оставляют слова здравому смыслу. Возьмем глобальное потепление. Самый факт его не доказан; роль промышленности — не вычисляется. Потепления случались и раньше. В XIII веке темзинский виноград соперничал с рейнским. Но об этом и заикнуться нельзя. Тебя не пустят к микрофону, объявляют наймитом нефтяных компаний США. Лекция Андрея Капицы в Королевском географическом обществе в 1998 году, где отсутствие потепления было показано на цифрах и фактах, переполошила истеблишмент. Кричали: «Кто его пустил сюда?!» А ведь он не произнес ни одной оценки. Не сказал, что методы зеленых и антиглобалистов близки к фашистским, что их идеология — популистский капкан.
О русской службе можно говорить, а можно не говорить. Она давно представляет не Лондон, а Москву, про Москву же тут знают, что она — самый бессовестный город на свете (где еще можно нажить сорок миллиардов долларов за восемь лет в должности?). Оставим в стороне чиновничью идеологию, подсиживания, холуйство; берем непосредственный критерий: язык, лакмусовую бумажка не только культуры, но и совести.
«Несколько таможней»;
«шквалистый ветер»;
«переименовать Волгоград обратно в Сталинград»;
«столица укутана дымом»;
«спортсменка думала обежать весь мир»;
«оба смертника одинаково пострижены»;
«успешный человек» (если вы не видите, что это уродливая калька с английского, не стоит и читать дальше);
«папа римский шокирован убийством священника» (по-русски, would you believe it, шокировать значт ставить себя или другого в неловкое, смешное положение);
«ну какое день рождение без торта!»;
«рвется во власть»; «праймериз»...
Язык русской службы позорен.
Годами слушатели твердят руководству службы: верните короткие волны. Без них — вы служите одной Москве, которой вы не нужны, и отрезаете всю российскую провинцию, где жадно ловят каждое ваше слово. Как реагирует руководство? Никак. Оно сыто.
На посту руководителя службы проходимца сменяет марионетка, марионетку — домохозяйка, домохозяйку — гризетка: люди без нравственных ориентиров, равнодушные к своему делу, одержимые карьеризмом и страхом. В 2007 году после первой трансляции была снята передача о гибели Литвиненко, выдержанная (редкий случай) в соответствии с хартией: каждое мнение было представлено. «Как это всё могло произойти?», спрашивает Гамлет. С каких пор беспристрастная корпорация стала оглядываться на мнение правительства, и даже не своего, а чужого?
Не знаем. Но это — тоже современная Британия. В ее защиту скажем, что охлократия — проблема мировая. Одни страны страдают больше, другие — меньше, но ни одна не обладает иммунитетом.
9 января 2008, Лондон
помещено на сайт 22 марта 2008
газета ДЕЛО (СПб), 3 марта 2008, с глупыми искажениями
